Ольга Лаврова
Сказка для Екатерины
Посвящается Екатерине Барановской,
вернувшей мне радость творчества
Я не писатель. Более того, я никогда не вел дневников, старался ни с кем не вступать в переписку, стыдясь своего косноязычия. Зачем же сейчас я взялся за перо? Чтобы воскресить, хотя бы на время работы над этой рукописью, мое счастье, мою единственную любовь, мою Госпожу.
Когда я увидел Веронику впервые, ей было десять лет. Младшей дочери короля подбирали свиту - несколько красивых мальчиков и девочек из благородных семей. По замыслу королевской четы, они должны были расти и учиться вместе с их дочерью, чтобы в будущем у Вероники был блестящий двор. Не знаю, почему меня предпочли другим претендентам, но с того дня моя судьба была решена.
Первое время служба во дворце тяготила меня - я скучал по мальчишеским играм, друзьям и потерянной свободе. Ведь теперь почти все время приходилось тратить на уроки. Иностранные языки, музыку, географию, литературу и многое другое мы изучали в одном классе с принцессой, но были еще бесконечные занятия только для мальчиков - фехтованием, стрельбой, верховой ездой.
Не помню тот день и даже год, когда я понял, что люблю свою госпожу. Эта любовь росла вместе со мной.
Однажды я осознал, что единственная возможность не разлучаться с Вероникой в будущем - стать нужным, а еще лучше - незаменимым. Дело в том, что балы, маскарады, охота и другие светские развлечения, как выяснилось в ближайшие годы, не приносили принцессе большой радости, и поэтому свита была ей нужна лишь во время официальных приемов. Ее влекла непостижимая тайна искусства - театра, музыки, живописи. Не раз во дворце случался переполох, когда принцесса надолго пропадала с книжкой в каком-нибудь укромном уголке. Она любила одиночество, а точнее, ее так угнетала пустая болтовня придворных и суета веселого и шумного двора, что она была рада каждой минуте свободы и тишины. Поэтому ей так нравилось путешествовать.
Мне удалось добиться своей цели - стать незаменимым. Я стал ее слугой, секретарем и даже личным врачом (медицина влекла меня с детства, и видя это, король помог мне получить прекрасное образование)... А мои меткость, ловкость и физическая сила делали безопасными частые поездки Вероники.
Ей было 18 лет, когда мы отправились в то злополучное путешествие. Скромная карета, запряженная парой лошадей, не привлекала внимания, которое так тяготило принцессу, и поначалу наша поездка по соседним странам была очень приятной. Особенно нас тянула к себе далекая прекрасная Пенагония, в которой королевское семейство покровительствовало искусствам, а принц был настолько талантлив, что играл, согласно энциклопедии, на 23 музыкальных инструментах.
Но наш путь лежал через абидонские земли. Абидония... Как выяснилось, зловещее название с корнем "беда" очень подходило этому мрачному государству. Здесь никто не улыбался, даже дети были похожи на угрюмых старичков, и это казалось кошмаром для нас, жителей солнечной, жизнерадостной страны. Мы с Вероникой не обсуждали эту тему, но - я уверен - мечтали об одном и том же: как можно скорее миновать эти края. Поэтому мы ехали быстрее, чем всегда. Но остановка в столице была необходима - кончались запасы продовольствия, да и лошади сильно устали.
Карета остановилась на базарной площади. Вероника отказалась выходить, а мы с кучером отправились за покупками. Когда через несколько минут я вернулся, то был потрясен бледностью принцессы. Раньше госпожа не умела требовать, а ее приказы скорее напоминали просьбы. Но сейчас она заговорила на удивление жестко:
- Поль, я хочу, чтобы ты узнал всё об этом человеке.
В той стороне, куда показывала Вероника, мирно беседовали двое мужчин.
Точнее, говорил один, постарше, а другой молчал. Я сразу понял, кого из них имеет в виду принцесса - юноша был невероятно, непостижимо красив.
Я попытался было возразить, но тут же осекся, встретив взгляд принцессы. Он не был гневным, наоборот, в ее глазах была такая растерянность, такая тревога, что я тут же отправился исполнять ее приказ. Нельзя назвать его простым: в Абидонии все относились к друг другу с недоверием и подозрением, а к иноземцам внимание было особое. "Но на то я и незаменимый слуга...", - подумал я. Ценой неимоверных усилий и нескольких золотых мне все же удалось кое-что узнать. Молодой человек, по словам торговок, жил в королевском дворце. Его звали Патрик. Мне также удалось выяснить, что он пользовался особым покровительством королевы, был безнадежно влюблен в принцессу Альбину, но, к сожалению, еще в раннем детстве по какой-то необъяснимой причине потерял голос.
Я наивно полагал, что эти сведения утолят интерес Вероники, и мы отправимся в путь. Но как смертный приговор для меня прозвучали ее слова: "Мы остаемся".
Она ничего не хотела слушать. "Если хочешь, поезжай один. Я не держу тебя", - говорила она в ответ на самые серьезные мои доводы. В конце концов я признал свое поражение.
Следующие несколько дней были ужасными. Мы сняли маленькую квартирку недалеко от дворца, продали карету и одного из коней, а кучера на другом отправили с письмом на родину. Не знаю, что было в том письме, Вероника мне не сказала. Но, очевидно, ей удалось успокоить родителей и старшего брата - во всяком случае, они никого не прислали на поиски.
Принцесса не отходила от окна в надежде увидеть Патрика, но он не появлялся. Вероника таяла на глазах. Однажды утром я обнаружил записку:
"Дорогой Поль, я больше так не могу. Вчера я узнала от квартирной хозяйки, что во дворце нужна прислуга. Пожалуйста, не пытайся меня остановить", - писала моя госпожа.
Я не верил своим глазам... Это был какой-то кошмар, страшный сон. Но тревога за Веронику была сильнее страха перед неминуемым наказанием, грозившем мне на родине, и скандалом, который могло вызвать ее разоблачение. Я, всегда знающий как и что нужно сделать, как поступить, сейчас был совершенно раздавлен и растерян. Из оцепенения меня вывела принцесса. Вероника вошла в комнату, сияя от счастья. "Поль, меня приняли", - сказала она.
***
Началось самое страшное время в моей жизни. А Вероника, наоборот, была счастлива, особенно в те дни, когда ей удавалось увидеть своего Прекрасного Принца. Если же он узнавал ее и кивал в знак приветствия, или, что было крайне редко - улыбался ей, то радости моей госпожи не было предела.
Вскоре я тоже устроился на работу во дворец, а точнее - на королевскую конюшню. Конечно, я мог бы претендовать на более престижное место, но, во-первых, все эти места уже были заняты, а во-вторых, это вызвало бы больше внимания, а стало быть, и подозрения к моей персоне. Новая работа позволяла мне охранять принцессу и быть в курсе событий.
Ослепленная любовью, Вероника не замечала ни усталости, ни мозолей на руках, ни грубости и невежества, царивших во дворце. Но я все это видел. И если я мог защитить мою госпожу от слуг и солдат, то от принцессы Альбины я спасти ее не мог. Альбина, при всей своей неприязни к чтению, была очень умна, и поэтому ее издевки и насмешки были особенно болезненны. Несколько раз и Веронике попадало от принцессы. Ведь моя госпожа, при всей своей старательности, терпении и кротости, не привыкла к тяжелой работе, что приводило в первое время к неминуемым ошибкам. А ведь работать ей приходилось за двоих, поскольку на слугах во дворце старались экономить.
Через несколько недель работы Веронике поручили следить за чистотой в том крыле здания, где жил ее Прекрасный Принц. Казалось, это должно было обрадовать ее. Но уборка в его маленькой комнатке причиняла ей невыносимые страдания.
В такие дни она приносила домой скомканные и разорванные листы бумаги со стихами Патрика, стыдясь этого и скрывая от меня. Эти листы, бережно склеенные и распрямленные, она хранила как святыню. Все его стихи она знала наизусть. Я часто слышал по ночам, как она произносит любимые строки.
Несколько раз мне удалось поговорить с ней серьезно. После этих мучительных разговоров я снова и снова убеждался в своей беспомощности.
Увезти ее на родину силой я не мог. Написать письмо родителям Вероники с просьбой о помощи значило навсегда потерять ее доверие, а значит, и ее саму. К тому же я был уверен, что ее разлука с Патриком приведет к очень тяжелым последствиям. Оставалось ждать, как будут развиваться события, надеяться, что ее любовь пройдет, или ожидать, когда Веронику начнут искать родные - сами, без моего вмешательства.
Я спрашивал, почему она не назвала свое настоящее имя, не представилась, как принцесса (теперь ее звали Марселла - это одно из самых распространенных женских имен в Абидонии). Она ответила, что неожиданный визит иноземной гостьи мог бы продлиться в лучшем случае несколько дней, а работа во дворце не только позволяет ей часто видеть Патрика, но и дает возможность прикасаться к его вещам, вдыхать его запах, иногда говорить ему добрые слова, которыми он не избалован, делать для него что-то полезное...
Вот, например, приносить цветы - раньше этого никто не делал, а теперь его комнатка стала гораздо уютнее.
Однажды она вернулась домой с заплаканным глазами. Я никак не мог ее успокоить и выяснить, что произошло. Наконец, она протянула измятый листок с черновиком стихотворения. "Альбине" - значилось в правом верхнем углу.
Я Вас люблю. Я Вас боготворю.
Нет никого желаннее и ближе.
Я так легко об этом говорю
Лишь потому, что Вас сейчас не вижу.
Нет, я не прав. Я вижу Вас всегда.
Земля ушла, и время раскололось,
Вселенная исчезла без следа...
Есть только Вы: лицо, улыбка, голос...
Я, наивный, решил, что ее терзает ревность. Но я заблуждался.
- Как он любит ее, Поль! Как можно не принять такую любовь? По его просьбе я отнесла принцессе это стихотворение, а она прочла и засмеялась! Мне стало так обидно за него, так больно, что я на мгновение забыла, кто я, и хотела сказать ей все, что думаю!
- А кто вы, ваше высочество? Вы сами понимаете, кто вы? - я не хотел, чтобы мои слова прозвучали жестоко, но вышло именно так.
Но она не обиделась.
- Я - никто. Мне кажется, если я исчезну, он даже не заметит.
- Значит, он ничем не лучше Альбины, и они друг друга стоят, - вырвалось у меня.
- Не знала, что ты такой жестокий, - беспомощно сказала Вероника.
- Простите, принцесса. Я просто устал от всего этого. Вы не представляете, как мне тяжело. Ведь я постоянно боюсь за вас - Канцлер подозрителен и беспощаден, и во дворце полно шпионов. Он не поверит, что вы пошли на это из-за любви. Мы оба погибнем. Прошу вас, расскажите Патрику правду о себе, скажите, что любите его...
Мне не удалось ее убедить. И в дальнейшем она отказывалась открыть свои чувства Патрику, опасаясь, что он начнет ее избегать.
***
В тот памятный день, когда в руках Марселлы-Вероники расцвела Голубая Роза, и о котором теперь можно прочитать в любом абидонском учебнике истории, меня не было во дворце. Я участвовал в поисках бесценного коня, украденного разбойниками у пенагонского принца, а потом, по личному приказу короля Теодора, не отходил от Милорда, за жизнь и здоровье которого отвечал головой.
Так получилось, что я не попал в водоворот стремительно развивающихся событий. Меня не было рядом с Вероникой, когда Канцлер выстрелил в нее.
Случайностей не бывает: я уверен, что так было угодно Судьбе. Думаю, только смерть моей госпожи могла заставить Патрика понять, какое сокровище он теряет.
Услышав крики о помощи, я схватил свой чемоданчик с лекарствами и инструментами, который всегда носил с собой, и поспешил на голос Пенапью. Я не догнал принца, заблудившись в темных, извилистых коридорах дворца, но успел к Веронике.
Она умирала. Я мог поддаться всеобщему горю и зарыдать, но нечеловеческим усилием взял себя в руки. "Пока она жива, есть надежда. Молитесь" , - сказал я.
Я работал молча и сосредоточенно, не замечая ничего вокруг. До сих пор не могу понять, откуда во мне взялось это необъяснимое спокойствие. Наверное, со стороны я казался не человеком, а какой-то фантастической машиной, которая не способна испытывать страх, горе, тоску и не может плакать.
Но я уверен: только эта невозмутимость и спасла Веронику.
Заплакал я позднее. Вечером следующего дня, когда она пришла в себя. Я рыдал так сильно, что выплакал, наверное, все отмеренные мне слезы.
Но до этого были мучительно-бесконечные ночь и день. Они показались нам всем вечностью.
Мы с Патриком остались в комнате, куда перенесли принцессу. Нельзя сказать, что мне было приятно его присутствие, ведь я считал его виновным во всех бедах. Но постепенно мое сердце немного смягчилось. Общее горе объединило нас. Тишина становилась невыносимой, и я первым ее нарушил, попросив Патрика объяснить, что произошло.
Из его сбивчивого рассказа я понял, что он не знает нашей с Вероникой тайны. Наверное, она просто не успела признаться.
- Так значит, вы не знаете, ваше высочество, на что она пошла ради вас, - сказал я, выслушав принца. Теперь он слушал меня. Я рассказал ему нашу историю с самого начала. Он сидел, закрыв лицо руками. Я знал, что каждое мое слово причиняет Патрику страдания, но не жалел его, а наоборот, наслаждался его мучениями.
Принц долго молчал. Наконец, он произнес:
- Оказывается, я был не только нем, но и слеп, если такая любовь прошла мимо меня.
Патрик поднял на меня полные слез глаза, и мне вдруг стало стыдно за свою жестокость. Ненависть, переполнявшая мое сердце, исчезла в одно мгновение.
- Ваше высочество, вы не должны говорить так, как будто Марселлы уже нет. Она жива. Вспомните, ведь вы сами пели о надежде, - я попытался утешить его.
Говорят, что любовь никогда не рождается из благодарности и жалости. Неправда! Я видел, в каких муках рождалась любовь Патрика.
***
После трагедии королевская чета вместе с Альбиной уехала в летний замок на озерах, где собиралась переждать какое-то время. По просьбе Вероники я помогал принцу разбираться в архивах Канцлера и абидонских законах. Пока мы работали с бумагами и готовились к коронации, рядом с моей госпожой были Пенапью, Марта и Жак. Прикованная к постели слабостью и болью, она подбадривала и утешала нас больше, чем мы ее. А как она расцветала, когда Прекрасный Принц приходил к ней! Вероника называла его Принцем даже после того, как он стал королем.
Несмотря на благоухание Розы, которое никому не позволяло лгать, даже из жалости, Вероника долго не верила в его чувства. Принцесса была убеждена, что многолетняя любовь Патрика к Альбине не могла исчезнуть в одно мгновение. Она думала, что при встрече с Альбиной, чье ледяное и гордое сердце растопила Роза, его любовь вспыхнет с новой силой. "Я не хочу быть для вас преградой, невыносимой обузой для тебя, - говорила она своему Принцу, - Главное для меня - твое счастье".
Но Патрик с того самого вечера относился к Альбине, как к сестре, и вскоре Вероника это поняла. Но Альбина действительно сильно изменилась. Ей нужно было начинать жизнь сначала, и бывшая наследница, а теперь всего лишь кузина короля, открывала для себя совершенно новый мир - без лжи и обмана, мир, где ее гордыне и жестокости уже не было места.
После выздоровления Вероники было объявлено о помолвке. В Пенагонию, Мухляндию и на нашу родину помчались гонцы с приглашениями на свадьбу.
Гости не заставили себя ждать. Несмотря на все опасения Вероники, ее родители не устроили ей скандала и отнеслись к Патрику доброжелательно.
Такой замечательной свадьбы не было, наверное, даже в сказках. И дело не в роскоши и великолепии, а в той радости, которую испытывали в те дни не только мы, но и весь народ Абидонии.
Моя госпожа и Патрик прожили не очень долгую, но счастливую жизнь, до последнего дня сохранив любовь, молодость и красоту. К сожалению, слова Пенапью о боли в сердце, которая впервые появилась у Патрика в тот исторический день, не оправдались. Нет, болезнь не была мучительной, просто его сердце рано исчерпало свои силы. После его смерти Вероника угасла быстро, как свечечка. Даже дети - два прекрасных сына и дочь - не сумели ее остановить. "Вы уже совсем взрослые, - говорила она. - Отпустите меня... "
Сегодня мы, я и мои крестники, посадили на могиле их родителей розовый куст. "Смерти нет, - часто говорила моя госпожа, - есть успение. Мы разлучаемся только на время. Однажды мы снова встретимся". Я верю в это.
***
Голубую Розу, цветок из Райского Сада, поместили как святыню в главный собор столицы. Роза несколько лет находилась там, источая благоухание и привлекая тысячи паломников. Но однажды утром служители храма обнаружили ее исчезновение. Нет, ее не украли. Никто не осмелился бы совершить подобное святотатство. Народ верит, что Роза сама отправилась туда, где нужна ее помощь.
(с) Ольга Лаврова, 2003.